Однажды в Новосибирске: говорящий шкаф, ночь в музее и механизм памяти

12 августа на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В студии побывала руководитель Интегрального музея-квартиры Академгородка Анастасия Близнюк. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.

8  августа 1965 года новосибирский трест «Сибэлектросвязьстрой» завершил создание единого энергетического кольца Восточной и  Западной Сибири. Оно объединило крупнейшие электростанции сибирского региона. В  результате промышленные центры начали получать электроэнергию из  Единой энергосистемы Сибири.

10  августа 1943 года состоялась церемония передачи подводной лодки «Новосибирский комсомолец» морякам Северного военно-морского флота.

10  августа , по  другим сведениям, 11  августа 1943 года в  бою под Смоленском погиб Борис Богатков  — новосибирский поэт, комсомолец. Его наградили орденом Отечественной войны первой степени  — посмертно.

10  августа 1957 года Указом Верховного Совета РСФСР Кагановический район Новосибирска переименован в  Железнодорожный.

11  августа 1929 года начало работать Новосибирское бюро погоды.

13  августа 1944 года из  состава Новосибирской области выделили северные районы, которые вошли во  вновь образованную Томскую область. Одновременно в  Новосибирскую область включили районы, которые выделили из  состава Алтайского края  — Андреевский, Веселовский, Карасукский и  Краснозёрский.

13  августа 1960 года сдан 500-метровый автомобильный мост через Новосибирскую ГЭС и  плотину.

9  августа 1929 года было основано одно из  старейших учебных заведений Сибири  — Сибирский химический политехникум. Он  был учреждён  приказом Высшего совета народного хозяйства СССР.

До  1931 года политехникум находился в  реконструированном здании реального училища на  Красном проспекте, построенном по  проекту архитектора Андрея Крячкова. В  1932 году химический политехникум переехал в  новое здание на  пересечение улиц Садовой и  Сакко и  Ванцетти в  Октябрьском районе. Здание построено по  проекту архитектора Алексея Боброва. Кстати, это именно он  спроектировал здание управления треста «Запсибзолото» на  Красном проспекте, 1  в тот  же период, в  1930-32  годах. Правда, то, что мы  видим сегодня  — это уже реконструкция архитектора Владимира Тейтеля 1936  года, после которой конструктивистское здание Боброва получило декоративное убранство в  духе стилизованного классицизма.

Что  же касается Сибирского химического политехникума, то  с  августа 1935 года он  стал именоваться силикатным. А  в  1944 году его переименовали в индустриальный техникум. Учебное заведение берёт технологический и  механический уклон. Связано это было с  насущными проблемами страны  — нужно было восстанавливать и  развивать народное хозяйство.

В  марте 1964 года организацию вновь переименовали  — в  Новосибирский химико-технологический техникум, он  становится ведущим по  подготовке химиков-технологов. Здесь открывают такие специальности, как «Аналитическая химия», «Технология переработки пластмасс», «Химическая технология синтетических смол и  пластмасс».

В  1979 году учреждению присвоили имя Дмитрия Ивановича Менделеева. Техникум занял одно из  ведущих мест среди средних специальных учебных заведений Новосибирской области. В  1992 году химико-технологический техникум стал химико-технологическим колледжем имени Менделеева.

Оно состоит из  двух корпусов, связанных переходом по  первому и  второму этажам. Вместе они составляют единый архитектурно-планировочный комплекс. Его ядро  — это полукруглая лестничная клетка с  широкой винтовой лестницей в  виде полукруглой башни-пристройки, которая возвышается над главным корпусом.

В  2000 году здание химико-политехнического техникума признали памятником архитектуры регионального значения. 

Гость в  студии «Городской волны»  — руководитель Интегрального музея-квартиры Академгородка Анастасия Близнюк.

Евгений Ларин: Об  Интегральном музее-квартире Академгородка, который существует уже, наверное, лет десять...

Анастасия Близнюк: Восемь!

Евгений Ларин: ...который существует восемь лет, мы  в  этой студии говорили уже не  раз в  разных контекстах. Сегодня  мы, конечно, напомним, что это такое, а  предметом нашей беседы станет новый проект Анастасии Германовны  — или, если угодно, новый музей.

Не  так давно у  вас появилась новая площадка  — Первая квартира. Это филиал Интегрального музея-квартиры Академгородка? Или это нечто отдельно существующее?

Анастасия Близнюк: Наверное, правильно говорить, что это филиал. Это высказывание, вполне описывающее развитие нашего проекта, когда хочется расширяться, расти. Кстати, я  сейчас подумала, что обычно классические музеи существует вечно... Краеведческий музей, например. Он  есть и  есть. А  мне сегодня кажется, что восемь лет  — это так много! И  восемь лет быть в  одном формате  — это скорее признак стагнации.

Евгений Ларин: Говорят, что это признак мастерства!

Анастасия Близнюк: Или мастерства. Можно по-разному на  это смотреть. Но  мне, конечно, хотелось дополнительных площадок, дополнительных видов деятельности, а  главное  — вовлечения большего количества единомышленников. Потому что мы  начали как частный музей-квартира, в  которой мы  и  живём с  моим мужем Александром Степановым, на  улице Правды, 4, квартира №4. Там  же продолжаем принимать гостей. Так, например, на  днях у  нас был гость из  Москвы, историк, преподающий этот предмет в  московской школе после МГУ. А  бывает, что турагентства к  нам приводят большие группы  — компании под 20  человек, и  размещаются эти люди с  трудом. Тем не  менее  мы  всегда благодарны за  такой интерес. Но  возникает ощущение, что мы  всё это делаем вдвоём либо очень небольшой компанией. 

В  том числе поэтому появилась такая площадка, как Первая квартира.

Евгений Ларин: Где она находится? Я  так понимаю, что где-то совсем недалеко.

Анастасия Близнюк: На  той  же площадке, что и  Интегральный музей-квартира, на  той  же лестничной клетке. Очень удобно. Это улица Правды, 4. Но  у  нас квартира №4, а  Первая квартира  — первая во  всех смыслах. Это квартира №1, первая в  этом доме. Конечно, возникает не  сразу понятный момент: куда звонить в  домофон, и  чем одна квартира отличается от  другой.

Евгений Ларин: Это принципиальный вопрос! Чем  же они отличаются?

Анастасия Близнюк: Конечно, у  нас есть проблема в  правильном брендинге, позиционировании, продвижении. Мне  бы хотелось, чтобы мы  это делали более профессионально, чтобы могли очень ярко расставлять акценты, чтобы все пользователи нашей музейной услуги, туристы хорошо это понимали, но  мы  пока ещё в  процессе. В  перспективе это должно быть более чётко и  внятно. Но  у  нас немного получается расставлять акценты, разделять, потому что Первая квартира несёт определённый смысл. Кроме того, что она №1, она очень лаконична и  похожа на  ту  квартиру, в  которую въехала моя мама, приехав в  Академгородок. У  неё тоже была квартира №1  в доме недалеко от  нашего Детского проезда  — на  Морском проспекте. 

Когда мы  организовывали Первую квартиру, когда я  её  обставляла, я  хотела, чтобы и  моя мама, и  люди из  её  поколения, которые в  такие квартиры въезжали, рассказывали о  них во  всех деталях вплоть до  цвета стен на  кухне, во  что их  красили. В  этом мне очень помогли старожилы  — воссоздать. Они эту квартиру, конечно, узнают. И  мы  хотим, чтобы молодые люди, которые туда приходят, честно погружались в  прошлое. Чтобы это была бытовая реконструкция  — есть такое понятие в  деятельности музеев повседневности: бытовое реконструирование пространства, эпохи. Мне кажется, у  нас это получилось.

Евгений Ларин: Кстати, у  нас в  Музее на  набережной есть что-то подобное. У  нас реконструирован кусочек барака рабочих завода «Сибкомбайн» по  его реальным размерам. Конечно, он  не  такой длинный. Но  его ширина, размеры топчана, печка  — подлинные.

Квартира  — это жилище. Кто в  ней живёт?

Анастасия Близнюк: В  этой квартире никто не  живёт, в  отличие от  нашего музея. В  этом есть дополнительный плюс, потому есть некое ограничение: не  все готовы приходить в  гости. Кто-то смущается, говорит, мол, мы  не  можем, может быть, дескать, мы  вас отвлекаем, вы  хотите отдыхать, у  вас ужин или что-нибудь ещё. И  как раз одной из  целей было сделать более независимую от  нашей жизнедеятельности площадку, куда люди приходят более свободно. 

Но, например, Музей на  набережной  — это официальный музей, где никого не  побеспокоишь, у  него есть часы и  в  него легко попасть, как это обычно бывает в  музеях. У  нас всё равно нужно договариваться, согласовывать с  нами время. И  мы  понимаем, что эти ограничения сильно усложняют жизнь туристам в  Академгородке. Мы  бы хотели сделать эту площадку более доступной, ведь в  Академгородке нет музеев, куда можно прийти просто без записи, как в краеведческий музей или в  Музей на  набережной.

Евгений Ларин: А  как  же Музей археологии и  этнографии?

Анастасия Близнюк: Коллеги знают, что я  с  большим уважением отношусь к  их  деятельности. У  археологов целых четыре локации. Но  все они требуют предварительной договорённости. У  них сборные группы, у  них есть время работы, когда экскурсовод приходит либо показывать мамонтов, либо он  приходит на  Кутателадзе, где у  них сейчас две выставки (одна из  них заканчивает работу), не  говоря уже о  музее под открытым небом, где Зашиверская церковь, которая мне очень близка, потому что мои предки из  Якутии к  ней имели отношение. Везде нужна предварительная запись. Мы  стремимся к  тому, чтобы была более доступная локация для понимания жизни Академгородка.

Евгений Ларин: Если мы  возьмём некоего условного персонажа, который обитает в  вашей Первой квартире, то  кто  он, откуда он  приехал?

Анастасия Близнюк: Это молодой учёный, который приехал после окончания университета, как правило, московского или ленинградского, университетов больших городов  — Киева, Днепропетровска, Львова. Была большая волна приехавших. Новосибирцы, конечно, тоже приезжали. Они получали пустую квартиру, новенькую, чистенькую. Она была не  под самоотделку, как часто это бывает сейчас, она была даже иногда с  обоями. Хотя обои были в  дефиците, стены чаще всего были крашеные. И  они покупали мебель, которая была в  моде тогда. Правильнее сказать  — приобретали.

Молодые учёные, как правило, были без семьи. Им  давали однокомнатную квартиру. Они понимали, что в  перспективе у  них появится семья и  они будут расширяться, получат двухкомнатную квартиру, поскольку однокомнатные были совсем крошечные. Всё в  досягаемости вытянутой руки.

Мебель учёный приобретал постепенно. Мы  дискутируем с  учёными сибирского отделения, которые считают, что самое главное  — это история науки, научной мысли и  достижений. А  история повседневности, чем мы  занимаемся, дескать, вторична. Но, как известно, бытие определяет сознание. Эстетика жилища  — это очень важная тема, которая поднималась и  в  прессе, и  в  работах архитекторов.

Евгений Ларин: Раз уж  мы  заговорил об  остановке, то  хочется понять, где учёные доставали мебель и  другие предметы быта, как было со  снабжением? И  как была обставлена квартира учёного.

Анастасия Близнюк: Снабжение претерпевало изменения этапами. В  какое-то время был страшный дефицит. Не  было Торгового центра, мебель покупали либо в  городе Новосибирске, либо был такой вариант, когда её  привозили в  институты и  по  спискам, по  профкомовским и  месткомовским очередям её  людям продавали. Могла быть, например, кровать, а  стола не  было. Все функции выполнял кухонный стол  — за  ним и  ели, и  учились, и  работали. Но  вот у  нас есть стеллаж  — мы  им  очень гордимся! —  типичный для Академгородка. Книги были большой ценностью, в  квартире нужно было обязательно найти, где их  разместить. И  вот Светлана Довгаль передала нам в  дар сделанный её  папой стеллаж. Это металлические лыжные палки, на  одной из  которых, например, написано «передняя левая», и  полки из  больших кусков полированной мебели. Но  нам удалось добыть для музея стеллажи, которые раньше были в  библиотеке профсоюза на  Золотодолинской. Сейчас это библиотека имени Лаврентьева и  она находится в  муниципальной собственности, а  раньше она была библиотекой профсоюза СО  АН. И  мой муж совместил эти красивые деревянные полки с  этими прекрасными лыжными палками. Получился очень аутентичный стеллаж, на  нём стоят книги 1960-х годов  — мы  специально подобрали такую коллекцию  — с  корешками с  узнаваемым шрифтом того времени. Теперь вот такой у  нас стоит экземпляр.

Евгений Ларин: А  что-то с  собой привозили учёные, которые приезжали со  всех концов страны? Я  имею в  виду те  вещи, которые уже явно долго хранились в  семьях.

Анастасия Близнюк: Да! Это вообще наша базовая тема для экскурсии. Кажется, что это не  важно, но  это была суть и  антропологическая сущность людей Академгородка. Их  очень легко было вычислить, легко было понять, кто эти люди. На  этом тоже основывается уникальная атмосфера Академгородка  — на  смешении идентичностей.

Мебель с  собой привозили либо новосибирцы, которые переезжали из  города в  Академгородок, либо это были люди старшего поколения, имеющие отношение к  русской аристократии. В  Академгородке были представители известнейших фамилий. Например, Оболенские у  нас живут и  подчёркивают свою принадлежность к  дворянству.

Евгений Ларин: Когда-то это скрывали, этого боялись, а  теперь этим гордятся!

Анастасия Близнюк: Это так  же, как с  дефицитом. Были в  советский период времена, когда это скрывали, а  были моменты  — в  самые первые годы  — когда после развенчания культа личности пришла свобода слова, люди возвращались к  корням и  гордились этим. Есть легенда о  том, что директор Института автоматики и  электрометрии, где работал мой папа, Константин Карандеев, приехавший из  Львова, был потомственным дворянином. Столбовым дворянином  — я  даже не  готова сейчас сказать, что это значит. И  он  это подчёркивал. И  говорят, что именно поэтому и  потому, что его жена была певицей, выступала в  театрах Новосибирска, он  поддерживал любые творческие инициативы сотрудников, молодых учёных. И  поэтому в  этом институте были самые весёлые праздники,  — Новый год, 8  Марта. И  мой папа, который потом стал министром странных дел в  клубе «Под интегралом», там начинал проявлять свою креативность, писал сценарии для этих вечеринок. Так что на  вопрос о  том, скрывали или нет своё дворянское происхождение, нельзя ответить однозначно. Это зависело от  конкретного периода.

То  же касается дефицита. 

Были дефицитные времена, а  были времена, когда, например, у  нас в  Торговом центре продавали  — я  помню, в  конце 1970-х годов,  — роскошный спальный гарнитур «Людовик XVI», с  моей точки зрения, совершенно пошлый, огромный, весь белый. Деньги есть  — пожалуйста, покупай.

И  вместе с  тем были вещи, которые люди делали сами, передавали их  из  рук в  руки. У  нас есть примеры всех путей попадания предметов быта в  городковские семьи.

Евгений Ларин: То  есть у  вас предметы с  родословной!

Анастасия Близнюк: Они все у  нас с  историей. На  этом строится концепция музея  — как и  должно быть: предметы имеют этикетаж, там написано, кому они принадлежали.

Тема, которую мы  считаем очень интересной для истории Городка  — это как раз микс дворянских корней, людей с  аристократическим происхождением, и  «пролетариата» того времени, твистующих и  свингующих, таких, какими были мои родители, молодых учёных из  небольших городков, из  простых семей. Этот микс заложил уникальность Академгородка, которая до  сих пор ощущается. И  поэтому мы  в  этой маленькой Первой квартире показываем вещи как из  совсем маленьких пространств, так и  полированные «мебеля», которые нам отдал Андрей Семиколенов. Это мебель его дедушки, члена-корреспондента Мамаева из  Института органической химии, который жил в  коттедже. И  я  намерена позвать к  себе Андрея и  Светлану, чтобы под вещами из  своей семьи они рассказали больше о  своих родственниках  — о  своих родителях, бабушках, дедушках. Мне кажется, что только такая трансляция семейной истории может запустить механизм памяти у  наших детей и  внуков. И  не  только в  роду, но  и  вокруг. То  есть мы  говорим об  одних людях, а  другие слушают и  понимают, что у  них тоже есть интересные факты в  семье и  что этим можно заняться. Это тоже наша работа в  числе многих проектов.

Евгений Ларин: Какой год стоит в  Первой квартире? Или какое время?

Анастасия Близнюк: Наша основная тема  — 1960-е годы. Это «оттепель», и  это самое яркое, романтичное, самое красивое время первых лет Академгородка  — до  1968  года. Да, там можно найти магнитофон 1970-х годов, потому что он  играет, его можно включать. Если придираться, как это любят делать реконструкторы, то  можно обнаружить, что временной охват там шире. Но  акцент мы  делаем на  1960-х годах.

Евгений Ларин: На  фотографии я  увидел проигрыватель Rigonda  — точно такой  же был в  моей семье, у  нас дома. А  есть  ли у  вас такие предметы, при взгляде на  которые можно было  бы сказать, что это точно квартира учёного Академгородка?

Анастасия Близнюк: Rigonda была везде.

Евгений Ларин: Мы  понимаем, что гарнитуры были у  всех одинаковые, как в  «Иронии судьбы» на  третьей улице Строителей. Время было такое, у  всех были одни и  те  же предметы. Что отличает квартиру учёного Академгородка от  квартир остальных советских граждан?

Анастасия Близнюк: Вообще, вопрос промышленного дизайна  — это очень интересный вопрос. Но  сложный. И  мы  такой цели не  ставили. Мы  показываем как раз усреднённую квартиру советского учёного. Такая  же была и  в  Обнинске, и  в  Дубне, и  в  Черноголовке. Разница разве что в  именных предметах. Но  яркий ответ на  этот вопрос появится у  нас к  концу года, когда Новосибирск проявит себя как новогодняя столица страны. Советский район будет отвечать за  Северо-Западный регион, а  верхняя зона  — за  Ленинград. Поэтому у  нас будет квартира ленинградца. Это снова перекликается с  историей моей семьи, потому что моя мама приехала из  Ленинградского университета.

Евгений Ларин: Новосибирск с  Ленинградом кровным родством связан!

Анастасия Близнюк: Я, окончив Ленинградский университет, тоже об  этом говорю постоянно. К  декабрю мы  в  музее максимально подчеркнём более мелкими артефактами путь учёных, которые приехали из  Ленинграда, стали учёными Сибирского отделения. Там будут лежать документы, труды, рукописи диссертаций, статьи. У  нас, например, есть машинописные листы лекций, которые в  самые первые годы университета читал академик Васильев. Они хранятся у  нас архиве. Предстоит большая работа по  разбору, систематизации и  выбору, потому что хочется положить всё. А  музей, конечно, должен ограничивать себя. К  Новому году мы  этим всем займёмся.

Евгений Ларин: Музей истории Советского Союза сегодня  — это популярная тема. А  в  Первой квартире мы  имеем дело с  прошлым не  просто советского человека, а  именно с  прошлым человека Академгородка. Отсюда вопрос: а  какое это прошлое? Что его характеризует: любовь к  свободе, любовь к  науке, к  искусствам, особая любовь к  жизни? Человек академгородковский  — какой  он?

Анастасия Близнюк: Это концептуальный вопрос. И  мы  попытались найти на  него ответ. И, кажется, нашли  — другого у  меня нет. 

Конечно, Академгородок  — это не  единственная точка на  карте, в  которой жили советские учёные, а  сейчас продолжают жить учёные российские. Наш Академгородок отличается только тем, что это пространство без границ, не  имеющее чёткого описания и  ограничительных линий на  карте. А  есть более внятные наукограды, у  которых есть мэр, совет депутатов, понятные границы и  бюджет, который тратится на  то, что нужно жителям этого небольшого города. Но  мы  нашей командой в  рамках гранта Фонда Потанина были в  Сколково и  попытались пятью терминами, пятью смыслами описать людей Академгородка первых десяти лет. Мы  решили, что это люди, которые ощущают себя причастными к  великой цели, люди креативные, свободолюбивые, лёгкие к  перемене мест, и  это люди, для которых коллективное творчество во  всех смыслах  — это ценность. Как стройка Академгородка, так и  общая «стройка», то  есть внесение смыслов, духа, атмосферы.

Евгений Ларин: Интеграция!

Анастасия Близнюк: Интеграция  — это  то, что в  любой ситуации двигает вперёд что  бы то  ни  было. Все говорят, что Академгородок уникален, у  него особая атмосфера, дух. Такие эфемерные понятия, которые никто не  может описать.

Евгений Ларин: Как «место силы». Что именно под этим скрывается  — разбери-пойми.

Анастасия Близнюк: Я  очень много путешествию по  работе, была во  многих точках Земного шара. У  всех места силы разные. У  кого-то  — горы, у  кого-то  — города, у  кого  — водные пространства. Очень многие люди считают, что Академгородок  — это место силы. Даже не  имея к  нему отношения, они ощущают себя причастными к  идее, которую заложили Лаврентьев, Соболев и  Христианович. На  экскурсиях мы  подчёркиваем, что наш Академгородок  — это первый в  мире междисциплинарный научный центр. После него подобные проекты стали возникать во  всём мире. Наш Академгородок был первым, если не  считать более ранние городки при европейских университетах. У  нас междисциплинарность во  всех смыслах. Обмен знаниями, энергетикой, креативом, новые направления, возникающие на  стыке наук. Это та  сила, которая была заложена как идея  — и  была реализована. Сейчас в  Академгородке живут очень разные люди. Да, сильно нивелировался процент живущих там учёных, там много людей из  бизнеса, креативных индустрий, не  имеющих отношения к  науке. Но, тем не  менее, мы  друг друга дополняем, интегрируемся и  всё равно эту атмосферу сохраняем и  поддерживаем.

Евгений Ларин: Вернёмся к  музейной деятельности. Вы  пишете о  том, что Первая квартира если ещё не  стала, то  станет музеем самообслуживания. В  контексте Академгородка здесь уместно слово «инновация».

Анастасия Близнюк: Да, это оригинальный ход, мы  использовали его для привлечения внимания. Но  я  понимаю, что я  хочу этим сказать. Такие примеры есть. Это музеи, которые смогли очень быстро, ловко и  успешно,  — я  восхищаюсь такими проектами,  — смогли совместить патриархальную, архаичную деятельность, которая присуща любому музею, с  чем-то новым, современным.

Есть старые вещи, старые предметы, вызывающие ностальгию, любопытство, удивление. И  эти вещи совмещаются с  аудиосопровождением, виртуальной реальностью и  другими модными вещами. Пока мы  очень, честно говоря, примитивно делаем. В  Первой квартире мы  выставляем предметы, конечно, ценные, но, в  общем-то, типовые. Мы  не  выставляем там уникальные документы, которые существует в  единственном экземпляре. Мы, как известно, даём прикоснуться к  очень старым и  ценным вещам. А  к  подлинным вещам люди относятся совершенно иначе, нежели к  копиям.

В  Первой квартире экспонируются предметы менее ценные, более вандалоустойчивые. И  мы  просто даём в  руки ключ людям, которые могут без нас, сами, без сопровождения зайти и  просто прожить там столько времени, сколько захотят. Мы  не  делаем никаких ограничений, есть  ли идущие друг за  другом группы. Это может быть небольшая компания, семья, два человека, один человек. Когда у  меня нет времени, чтобы рассказывать посетителям долго и  в  подробностях, и  все экскурсоводы в  этот момент тоже могут быть недоступны, то  мы  тайным способом передаем ключ и  человек может зайти, в  одиночестве включить магнитофон, послушать музыку, включить пластинку, выпить чая или кофе. Там есть аутентичная кофейная баночка тех лет, в  который лежит, конечно, современный растворимый кофе. Но  можно поставить чайник, который нужно отключить, когда закипит вода.

Евгений Ларин: Сварить пачку макарон? Сходить в  ванную?

Анастасия Близнюк: Да, возможно, кому-то после пляжа нужно принять душ  — нам не  жалко. Там висит старое полотенце, винтажное. Стоит очень трогательная коллекция советского фарфора. Когда люди заходят в  Интегральный музей или в  Первую квартиру, то  никогда не  знаешь, что именно на  человека произведёт впечатление. Это может быть именно тот чайник, который я  не  успела протереть от  пыли,  — трудно постоянно поддерживать идеальный порядок. Мне неловко, чайник остался недомытый, а  человеку всё равно  — это его семейный чайник, он  с  ним фотографируется. Приходила в  гости Галина Юзефович, а  потом говорит, мол, я  тут сидела и  что-то рассказывала, но  все эти два часа я  смотрела на  свой московский буфет  — а  мы  его только что, до  её  прихода принесли из  квартиры математика Шведова,  — и  хотела его обнять.

Евгений Ларин: Многоуважаемый шкаф!

Анастасия Близнюк: Да, примерно так. Я  мечтаю, чтобы этот шкаф с  ними разговаривал. Когда к  нему подходит человек, срабатывает датчик  — шкаф начинает «говорить». Я  видела такие примеры в  Музее Москвы,  — говорящая кухня, предметы рассказывают истории о  том, откуда они пришли. Особенно прекрасно, когда такой монолог записан либо владельцем этого предмета, либо кем-то из  его семьи. Владельца может уже и  не  быть в  живых. За  них могут говорить их  дети: «Это мамина сумочка». У  нас очень много планов. Пока без детального сопровождение, но  люди, которые интересуются, и  сейчас увидят книги, которые можно открыть и  почитать. Увидят фотографии, которые не  из  книжек про Академгородок, а  из  семейных архивов  — там стоит Лаврентьев, первые студенты, там только строится университет. 

Евгений Ларин: Это квест!

Анастасия Близнюк: Да, ситуация непредсказуемая. Что человека заинтересует? Детские игрушки? Пожалуйста, расставьте, поиграйте с  ребёнком. Если вы  со  школьником, то  для вас есть ранец, доставайте необычные калькуляторы, как пользоваться которыми уже никто не  знает. Ищите в  интернете, как они работают, разбирайтесь. Вот вам занятие.

Евгений Ларин: То  есть на  смену классическим музейным планшетам, которые никто не  читает...

Анастасия Близнюк: ...как правило...

Евгений Ларин: ...приходят говорящие предметы!

Анастасия Близнюк: Пока молчащие, но  вызывающие желание самим найти о  них информацию. Сейчас очень много возможностей, не  то, что раньше,  — не  знаешь и  пока не  дойдёшь до  дома, не  узнаешь. А  там у  нас есть wi-fi, открывай и  читай, узнавай подробности сам.

Евгений Ларин: Следующим шагом должна быть возможность проведения ночи в  музее  — чтобы там можно было переночевать и  увидеть призрак Лаврентьева.

Анастасия Близнюк: Призрак первого учёного! Если человек захочет переночевать в  музее, это можно устроить. Мы  можем дать ключи тому, кто приехал, и  ему нет смысла заселяться в  гостиницу на  пять часов ночью между рейсами. Мы  можем дать возможность остановиться у  нас  — по  договорённости, конечно. Дальше мне  бы хотелось перейти на  новый уровень. Но, тем не  менее, мы  предлагаем разные варианты: рано утром, поздно ночью, в  выходные, в  понедельник, когда у  всех обычных музеев выходной. Для желающих соприкоснуться с  историей Академгородка мы  всегда найдём подходящий вариант.

Евгений Ларин: Новый формат музея?

Анастасия Близнюк: Да, у  кого-то он  уже есть, мы  знаем, на  кого ссылаться и  с  кого брать пример.

Евгений Ларин: Давайте скажем несколько слов о  других проектах. Когда мы  с  вами созванивались, вы  мне назвали совершенно фантастическую цифру,  — число проектов, которыми вы  сейчас занимаетесь одновременно. Все они, видимо, так или иначе связаны с  Академгородком.

Анастасия Близнюк: Да, все они связаны с  Академгородком. Не  знаю, радоваться этому, завидовать или сочувствовать, говорить, что мы  крейзи-команда, но  в  работе у  нас сейчас 187  проектов, которые связаны с  историей Академгородка. И  туризм  — это просто один из  пунктов. Индивидуальные, групповые, детские экскурсии, экскурсии для иностранцев на  английском языке  — всё это просто пункт «туризм». Остальное  — запуск новых площадок, сбор информации о  дворянах, о  людях из  ГУЛАГа, которых привлекало знание о  том, что Городок  — своболюбивый и  «оттепель» в  нём проявляется максимально ярко, работа с  архивами. Мы  благодарны нашему профсоюзу, который вместе с  нами погружается в  очень интересные факты о  том, как были устроены первые детские площадки для юных техников, для спортсменов. Это большой объём, на  который хочется привлекать новых единомышленников. Приходите, мы  всем найдём интересующую тему для деятельности, для работы, для соучастия и  интегрирования.

Евгений Ларин: У  меня остался один вопрос. Как говорить: «АкадЭм» или «АкадЕм»?

Анастасия Близнюк: Конечно, «АкадЕмгородок». Мягкое звучание считается более привычным и  правильным для жителей Академгородка. Кстати, сейчас модно говорить «Академ», а  раньше говорили «Городок». Так мы  можем примерно понимать возраст и  включённость наших посетителей в  жизнь научного центра.

Евгений Ларин: А  кто говорит «АкадЭм»?

Анастасия Близнюк: Тот, кто, может быть, реже бывает в  нём, меньше им  интересуется. Хотя, есть привычки, которые транслируются из  семьи, и  люди, имеющие отношение к  научному центру, всё равно говорят «АкадЭм». Мы  их  мягко поправляем  — не  можем устоять, извините!